Великий лес (журнальный вариант) - Страница 53

Она заметила, что Собота опорожнил бокал, и тут же поспешила, чтобы принять от него деньги по счету.

– Я приеду вечерним автобусом. Ждите меня на остановке, потому что вечером я не пойду одна по опушке леса...

Дома Хорст сказал Марыну, заглянув в ванную, где он брился:

– Не уезжай сегодня в лес. Вечером сюда приедет на автобусе одна девушка из Гауд. Она сказала мне, что хочет встретиться с тобой у меня в доме.

– Я и не собирался уезжать. Мне нужно зашить подпругу, потому что она начала рваться. У тебя есть крепкие нитки или тонкий шнурок?

– Я дам тебе дратву, – пообещал Хорст и тут же принес из кухни коробку, в которой держал такие предметы, как шило, дратва, наперсток.

Но прежде чем Марын взялся за ремонт, Вероника подала обед. Для Марына оставался еще большой кусок жареного гуся, которого она купила в деревне. Она присматривалась к Юзва, который ел по-своему – медленно, словно не чувствуя вкуса, и тоже так ела. Она ожидала, что Марын будет расспрашивать Хорста о девушке, но Юзва молчал, словно бы эта история его вовсе не интересовала.

Потом Марын вывел кобылу на луг у озера и выпустил Иво из загородки. Уселся на помосте, положил рядом с собой коробку, полученную от Хорста, и принялся сшивать подпругу. Светило послеобеденное солнце, кобыла спокойно паслась, пес что-то вынюхивал между деревьями в саду, но не слишком удалялся от Марына. Собота открыл двери в большую комнату, которой никто давно не пользовался и которую сам он называл столовой. В ней не было кровати или дивана, только большой буфет из черного дерева, огромный прямоугольный стол и обтянутые кожей стулья с высокими спинками. На полу лежал старый ковер с выцветшим узором. Хорст открыл окна и впустил в комнату теплый, пахнущий лесом воздух, вынул из буфета большую скатерть с бахромой, накрыл стол, на стол поставил бутылку хорошей водки, тарелки, тарелочки, ножи и вилки. Сам занялся приготовлением бутербродов с холодным мясом. Он хотел принять девушку из Гауд как настоящую даму.

Вероника помыла посуду после обеда, наверху начала одеваться в то, что казалось ей самым красивым. Официантка из Гауд должна сразу же понять, что единственная хозяйка в этом доме – она, Вероника. Эту другую женщину пригласили сюда только затем, чтобы она доставила удовольствие их гостю. Она будет таким же угощением, как рюмка водки и бутерброд с холодным мясом. «Наверное, она удивляется, почему я не доставляю удовольствия нашему гостю», – думала Вероника. И решила сразу же дать понять этой девушке, что ей. Веронике, не пристало доставлять удовольствие мужчине, даже гостю. Но не окажется ли та настолько хитрой, чтобы догадаться об уродстве Вероники и оттого почувствовать себя лучшей? Нет, этого она не потерпела бы ни от кого, никакого превосходства над ней, Вероникой, и это в доме Хорста Соботы, который был и ее домом. Попросту, может, лучше будет, если она солжет этой девушке, что она собирается вернуться к своему мужу, лесничему Кулеше, и в связи с этим не может вести себя так, чтобы пошли сплетни. Да, это она сочла наилучшим выходом из ситуации и почувствовала, что довольна собственной сообразительностью.

Ее вдруг пронизала мысль, что она не хочет в этом доме никакой другой женщины, даже если это должна быть женщина, поданная мужчине так, как рюмка водки или бутерброд. Ей в голову пришла безумная идея обмануть Хорста и выйти вечером на автобусную остановку, встретиться с официанткой и сказать: «Марын уехал. Возвращайся откуда приехала». Но она тут же прогнала эту мысль, ведь она сама попросила Хорста, чтобы он поехал в Гауды за официанткой, потому что не видела другого способа удержать у них Юзефа Марына, который был им нужен. Что она сделает без Марына, если Хорст снова ляжет в гроб, ведь это правда, что лес хочет забрать у них дом и сад.

Под вечер Вероника спустилась вниз и на подворье встретила Хорста Соботу, который маленьким ножичком очищал от коры колышек для подпорки молодого плодового деревца. Где был Марын – она только догадывалась. Со стороны озера слышался пронзительный свист – видимо, он на лугу дрессировал своего Иво.

Хорст внимательно посмотрел на наряд Вероники, на ее прозрачную блузку, высоко заколотые волосы. Одобрительно покачал головой, его взгляд, казалось, говорил: у той только девчачьи груди и тощий зад, она напоминает хилую вишню, а ты. Вероника, разрослась, как яблоня. Отчего он предпочитает ту тебе?

– Ты не обидишься на меня, Хорст, – сказала она, – если я останусь у себя наверху и не буду прислуживать девушке из Гауд?

– Нет. Я думаю даже, что так будет лучше, – ответил он. – Без тебя та станет смелее...

Когда спустились сумерки, сидящая у окна в своей комнате Вероника перестала различать стволы деревьев в лесу по другую сторону дороги. Хорст наконец вышел на дорогу и быстрым шагом направился в сторону автобусной остановки. Тогда она ощутила страх, потому что поняла, что старый Собота имел в виду, когда рассказывал, что лес разговаривает с ним, а он понимает его речь. Она услышала в себе голос, который должен был быть голосом леса:

«Я опозорю тебя. Вероника, в третий раз. Снова растопчу твое женское достоинство. Старый Хорст идет на остановку не за тобой, а за другой женщиной. И не обманывай себя, что ты брезгуешь Марыном или что он не нравится тебе, ведь правда заключается в том, что ты не сможешь отдаться ни одному мужчине». Потом этот голос замолк, а мысли Вероники погасли, как светляки в лесу. Появился месяц, и хотя она его не видела, вдруг заметила, что в ночном мраке посветлела дорога на опушке леса. Появился Хорст в обществе девушки. Вероника не хотела на них смотреть, наблюдала только за их тенями, одна была длиннее – Хорста, а другая короче – официантки. Скоро дом наполнился звуками шагов и нервным, писклявым хихиканьем девушки. Она не различала слов, сказанных за столом в столовой, но в ушах отдавался скрипучий голос Хорста и время от времени брошенные девушкой короткие фразы, прерываемые хихиканьем. Позвякивали тарелки и приборы, кто-то громко отодвинул стул, кто-то разбил рюмку. Звон разлетающегося стекла был таким пронзительным, что Вероника вздрогнула. Только голоса Марына она не слышала, словно его там, внизу, не было.