Великий лес (журнальный вариант) - Страница 64

– Что ты знаешь о мире или о жизни? – пожал плечами Хорст Собота. – Любовь покупают так же, как коня или автомобиль. Если бы я в свое время захотел продать этот дом и сад, купил сыну красивую машину и переехал в другое место, у меня была бы и любовь жены, и любовь сына. Завтра я поеду в город по этому делу. Я должен сделать это, чтобы не потерять Марына.

– Я не потерплю в этом доме никакой другой женщины, – с обидой крикнула она.

– Я понимаю тебя, но ничего не могу поделать. Я люблю тебя как дочь, но когда ты ушла к Кулеше, любовь во мне остыла. Мне неприятно говорить это, но со своего возвращения ты стала в этом доме похожей на очень ценную и нужную вещь. Если бы Марын попросил меня я подарил бы ему даже тебя.

– Я не чья-то собственность. Уйду я отсюда, – заявила Вероника.

– Куда ты пойдешь? – спросил он. – Ты хочешь, чтобы мир снова обидел тебя и опозорил? Только здесь ты в безопасности. Мы оба в безопасности, пока с нами Юзва. Впрочем, будь спокойна, он меня не попросит о тебе.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что он никогда меня ни о чем не просил. А кроме того, ему нужна настоящая женщина.

Она не поняла, отчего ее так сильно рассердили эти слова. Он говорил правду, но в эту минуту она не хотела признавать этого. Она вышла на середину кухни, вызывающе встала, широко расставив ноги, и задрала юбку до самого пупка, показывая розовые трусики.

– А я что? Горбатая? Хромая? Разве не говорили мне многие о моей красоте? Разве не велел Кулеша трогать мои бедра, чтобы каждый мог убедиться в том, какая нежная на них кожа? Разве не предлагал другим, чтобы они щипали меня за зад, потому что он у меня твердый, как из камня? О моих титьках Лешнякова сказала, что они как пограничные холмы.

– Это правда, – кивнул Хорст Собота. – Но ты должна знать, что когда в молодости лес тебя опозорил, он забрал у тебя и душу женщины. Я не такой старый и не впал в детство, чтобы не догадаться, отчего ты не могла жить с Кулешей и отчего ушла от него.

Она застыдилась и опустила юбку, вернулась к кухонной раковине. После долгого молчания смиренно спросила:

– Изменится ли это когда-нибудь, Хорст? Вернет ли мне лес душу женщины?

– Не знаю, – вслух размышлял он. – Этого, наверное, никто не знает. Может, когда Марын победит лес, он отдаст ему все души, которые отобрал у многих людей. Тогда и ты найдешь свою. А сейчас оставь меня в покое, я устал, а это серьезные дела.

Хорста вывел из терпения и еще больше измучил разговор с Вероникой. Он был счастлив, что Юзеф Марын снова победил лес, унизил и наказал лесных людей. Поев, он тут же вышел на дорогу перед домом, чтобы посмотреть на лес взглядом победителя, сказать ему, как он презирает и как ненавидит его, и услышать ответ.

Предвечернее солнце покрыло золотым налетом верхушки сосен, их легкое покачивание напоминало спокойное дыхание человеческой груди. Лес не походил на побежденного, не проявлял беспокойства, и это печалило старого Хорста. Что ж, обыкновенные сосны, может, и понятия не имели о делах великого леса, это были рядовые деревья, что-то вроде обычных солдат огромной армии. Разве простой солдат может что-то знать о поражениях генералов или офицеров?

Внезапно подул северный ветер и стало холодно. Старик пошел в свою комнату и лег в постель. Он засыпал спокойно, потому что знал, что в его доме есть Юзеф Марын.

Понемногу спускался вечер. Вероника вынесла во двор миску с едой и тихим свистом по-, звала из сада лохматого Иво, который охранял фрукты. Она погладила собаку по голове, ласково дернула его за шерсть на загривке, а он завилял хвостом. Потом пошла к себе наверх и открыла дверцы шкафчика, в котором стоял маленький цветной телевизор. Второй телевизор, черно-белый, находился в комнате Хорста, но он почти никогда его не включал. Для старика картинки на экране слишком быстро сменялись, слишком быстро говорили люди, он редко понимал, что с ними происходит. Он привык к спокойным речам озера и леса. Вероника когда-то целыми часами сидела перед телевизором, но это было еще перед замужеством. С возвращения к Хорсту она не включала его ни разу. Она боялась, что включит телевизор именно тогда, когда какая-нибудь женщина на экране будет стонать от блаженной радости в объятиях мужчины. Но именно в эту минуту она хотела увидеть что-то подобное и попробовать проникнуть в тайну любовного наслаждения. Ведь это не могло быть правдой, что лес забрал ее душу. Не могло так быть, раз она чувствовала потребность в любви. Она пододвинула кресло, на экране шел отчет с какого-то торжественного заседания, и она вздремнула, измученная ночным бодрствованием возле сарая, где лежал в гробу Хорст Собота.

Проснулась уже ночью. В доме стояла тишина, за окнами громко шумел лес, словно только сейчас до него дошло сознание поражения. Она выключила телевизор и спустилась в кухню. Какое-то время ждала там, не появятся ли к ужину старый Хорст или Марын. Дремота в кресле не принесла ей облегчения, поэтому в конце концов она приготовила бутерброды с мясом и на большом блюде оставила их на кухонном столе. Потом снова пошла наверх, разделась и легла в постель. Ей казалось, что она тут же заснет, убаюканная шумом лесных деревьев. Но вместо сна появилось беспокойство.

Чего она боялась? Что прогнало от нее сон?

Вероника сомкнула веки, и тогда – вместе с шумом великого леса – в ее воображении появилась картинка (сначала в тумане, а потом все более отчетливая), что на рассвете Хорст садится в автобус и едет в город с карманами, полными денег. Она размышляла, трудно ли будет ему найти женщину, которая – так же, как Марын, – жаждет любви. Нет, это не могло быть трудным. Очень много женщин (об этом писали в книгах, показывали по телевизору) мечтали о любви большой и настоящей. Что значило, что любовь должна была быть большой? Хорст Собота возьмет с собой много денег, их хватит на действительно большую любовь. Будет ли она настоящей? Наверное, никто не знает, как выглядит настоящая любовь, а значит, каждая любовь может казаться настоящей. Только Марын родом из другого мира и наверняка успел познать разные сорта любви. Его будет нелегко обмануть.